Книга: V.: роман (Томас Пинчон); Азбука, 2022

Это просто отличная книга! Также сразу скажу, что это невероятно сложная для восприятия книга. И Пинчон манипулирует этими крайностями, словно дергая йо-йо на веревочке. Иногда это пугает, ошеломляет, сбивает с толку. А иногда это повергает в дикий восторг. Пинчон играет с формой и структурой написания романа, и мысль, что это дебютный роман, написанный двадцатипятилетним парнем, просто шокирует.
Как и в любой другой книге Пинчона, я почувствовал сильную связь с главными героями, и мне было очень грустно заканчивать книгу. Для меня «V» — это роман, в котором исследуется идея целеустремленности и смысла жизни. Роман предлагает две концовки, каждая из которых по-своему уникальна и гнетуща. И мне кажется, что данный роман дает неплохую ретроспективу в последующее творчество Пинчона, открывая новый взгляд на уже прочитанное. Так же рекомендую прочитать эту книгу в компании, это подарит вам незабываемый опыт.

0    0

Текст сложный, красиво написанный, непревзойденный по глубине. Пинчон сплетает сложный по узору сюжет, героев много, но они запоминаются достаточно легко ввиду яркой индивидуальности каждого. Оформлена книга выше всяких: качественно и эстетично

0    0

Произведение небольшое, но сложное. Постмодерн как никак. Может быть, книга понравится меньше, чем та же "радуга тяготения", хотя эта история будет полегче. Но это уже индивидуально. Красивая обложка, хочется разглядывать. На ощупь приятная. Шрифт читабельный и на полке книга смотрится великолепно. А если собирать всего автора в этой серии — просто загляденье. Дизайн 10/10.

0    0

Одной из 5 причин купить эту книгу Лабиринт считает "Неповторимый авторский стиль", который создаёт "уникальные и незабываемые впечатления от чтения".
Стиль господина Немцова, переводчика данного издания романа, (а именно о нём и следует говорить в данном контексте),
действительно создаёт упомянутые впечатления.
На определённом этапе чтения эти впечатления стали просто переполнять меня и настойчиво требовать фиксации перлов, оставляющих наиболее сильное послевкусие, дабы поделиться ими с окружающими.
Позвольте, уважаемые потенциальные читатели этой книги, предложить Вашему вниманию некоторую толику перлов господина Немцова.
Пунктуация источника сохранена. В скобках указаны номера страниц.
Они взирали из-за оврага обесчеловеченные и отчуждённые, словно были последними богами на земле. (323)
Сюда, - сказала она, обнажившись всей нижней половиной, - здесь, на ковре. (333)
Она встала, неуклюже втискиваясь в бюстгальтер. (341)
Меж тем Сляб дотошно валандался у своего холста - [...], - кратко тыча в его поверхность тонкой старой колонковой кисточкой. (342)
Ты хочешь изменить меня в то, что не я. (343)
Она была у Матильды, когда он доехал туда
но едва. (347)
- Конечно, сказала она
и Шаблон отозвался, конечно безмолвно. (351)
Макклинтик Сфер, у которого солировал рог, стоял у безлюдного фортепиано, не глядя ни на что в особенности. (324)
Они поборолись, спотыкуче и неумело, стараясь драться, как на экране в вестернах. (332)
Свин выбрел на кухню. (332)
Днубитна, как Фаусто не мог не знать даже в тягчайших глубинах подозрения, вообще не имел никакого отношения к её неохоте.(362)
У неё рожковая мягкость моего сердца. (362)
Позднее(...) отношения с Эленой, должно быть, вступили в некоторого рода мораторий. (364)
Я о них так говорю: наша гражданская оборона, хоть и состоит почти вся из обычных тружеников, военна в высочайшем смысле. (365)
Она лежит навзничь, угрюмая
незапамятная женщина. (369)
Они не чувствуют, как пальцы лет втрепывают возраст, погрешимость, слепоту в лицо, сердце и глаза. (372)
Мужественность на Мальте тем самым все больше определялась понятиями скальности. (377)
Он принялся развернуто порицать Тифкиру, подчеркивая то или иное сотрясеньями, от которых жирный торс циклично содрогался. (381)
С великим хихиканьем и шаткостью Днубитна и одна девушка помогли ему подняться. (381)
У Фаусто и его "Поколения" просто не было времени на все это лениво интеллектуальное мошенство. (383)
Но английскость в нем никуда не девалась, она вела дневник. (383)
Тени-клинки исчезли, все свет и тень миновали в огромную кислотную зелень. (388)
Среди деревьев, на краях глаз мы видели детей. (389)
Она покачала головой. Пустила взгляд бродить между землей и скрипучей ракушкой. (389)
Я по правде - так я аргументировал - любил эту женщину всем, чем во мне можно ускорить или закрепить любую любовь: но здесь любовь была в растущей тьме: сякла, отдавая и ясно не зная, сколько всего теряется, сколько когда-нибудь вернется. (389-390)
Трепетки вокруг нас, нарастая, в панике, становились громче детей или призраков детей. (390)
Народ подтянется, когда станет попозже. (402)
Рубин держалась за его руку с определенной вежливой натяжкой. (404)
Рубин, позвольте пояснить Вам - это девушка, которой следовало бы, наверное, оставить её нежное английское имя Ruby, попросту транскрибировав его - Руби, как это принято в текстах на русском языке. Но г-н Немцов не идёт проторёнными дорогами, не ищет лёгких путей и переводит в своём пресловутом "неповторимом авторском стиле" имена персонажей, в том числе.
Получается своеобразно.
Dewey Gland превратился в Росни Гланда, т.е. переводчик, похоже, возвёл его имя к слову dew - роса, но согласно Википедии
Dewey - мужское имя валлийского происхождения, альтернативная, или уменьшительная форма от имени Dafydd ("David").
Rachel Owlglass по Немцову - Рахиль Филинзер, Clayton "Bloody" Chiclitz - Драный Зубцик,
Dudley Eigenvalue (математический термин "собственное значение") - Собствознатч (!).
Позволю себе выразить надежду на то, что приведённых образчиков "Неповторимого авторского стиля" переводчика Максима Немцова вполне достаточно для того, чтобы Вы, уважаемые потенциальные читатели, воспылали желанием получить "уникальные и незабываемые впечатления" от её чтения в полном объёме.

0    0

Я закончил чтение этой книги с необычно маленьким названием, и она почему-то показалась мне более мрачной, чем другие книги Томаса Пинчона, но она оказалась такой же разухабистой, как и всё остальное, что он написал. Фактически, в этом, его первом романе, его стиль уже кажется хорошо развитым, со многими из тех же приемов и тем, что и в его более поздних работах. Хочу отметить, что меня не интересовали в равной степени все пространные отступления, некоторые из которых длились в достаточном степени слишком долго. Однако, я не утверждаю, что все части плохие, нет, лучшие части были и читались неимоверно превосходно. В этой книге была одна из моих любимых тем Пинчона, такая как идиотизм бюрократов и то, что история (как индивидуальная, так и общественная) - это что угодно, только не непрерывная сквозная линия, которая имеет какой-либо смысл и которой приписывается какое-либо значение только постфактум.

0    0